Перепады давления и ветер медленно убивают всех вокруг меня - им хочется спать, не хочется есть, у них болит голова, шумит в ушах и вообще - им плохо. А я со своим феноменально-низким что возьмешь с зомби? чувствую себя прекрасно. И жду-недождусь уехать. Меня-то гложат разве что перепады собственного настроения. И невозможность чего-то захотеть. И то, что я все чаще в последнее время не договариваю до конца предложения.
Пытаясь разобраться в себе, чувствую себя троечником, который смотрит на химическую формулу - составляющие еще понять можно, а результат реакции, конечный продукт... разве что наугад.
Вообще возобновленный процесс самокования - то же ковыряние дыр, не остановиться. Но он грозит мне той же головной болью, что давление моему отчиму, из-за которого я нашла его час назад на диване, с подушкой на голове. И пафос, очень много пафоса. Это надо остановить, но... дыра же!
Помню волшебное время, когда я и так знала себя через близких, любимых людей, и мне все это, лишнее, было не нужно.
Но сегодня утром среди всей надоевшей шелухи в собственном поведении мне привиделся намек на свободу. Ко мне вернулось то, чем я не страдала с прошлой весны - воздушность, ветренность. Я снова счастливо не чувствую себя обязанной логически объяснять свои эмоции или действия, как-то оправдывать их. «Я так хочу. Этого достаточно?»
Пока не поймешь - не обрадуешься.
Возможно, в прошлой жизни я была кротом... но пускай, ей богу, прошлая жизнь остается в прошлой. Чувствую себя отпускаемым на волю воздушным змеем. Прямиком в этот бешеный ветер. И жду-недождусь уехать.

«И ты, другая, вчерашняя, стоишь посреди октября, с расширенными зрачками, и думаешь: Боже мой. Ветер. Такой не поймаешь руками.
Не запрешь в стеклянную банку, и, может, вообще не догонишь. И ты разбегаешься, прыгаешь, падаешь в ветер и тонешь. Это, похоже, так просто, ветер подул под кожу, а ты растворилась в штилях, ты стала неосторожной. Теперь внутри тебя ветер. И ты навсегда запомнишь: две чашки крепкого кофе и какая-нибудь оплошность.»
(с) В Засаде, отрывок.