сильномногобеспочвенногонытьяВсе вокруг сказочники да чудотворцы, стихоплеты, которых набивается слушать целое кафе. Их читаешь - и плакать хочется от беспомощности, когда понимаешь, что ты так никогда не сможешь. Да что там - читаешь. С некоторыми, молчаливыми, достаточно рядом посидеть, пока они рисуют китов, плавающих в небе, чтобы все струны внутри полопались. И они ещё смеют это отрицать. Это не ценить. Иногда этого даже не видеть. Все вокруг живут, дышат, любят, двигаются куда-то, мечтают, умеют говорить.
А у меня опять меланхолия. Несмотря на цветение слив и запекающийся в духовке кекс. И нет мне, разумеется, оправданий. Странно, как легко я в последнее время впадаю в отчаянье.
Являясь человеком, который уже просто кармически обречен оказываться рядом именно когда хоть кто-нибудь нужен до дрожи, я очень благодарна тем, кто в такие моменты оказывается рядом со мной. Кто умеет, успокаивая, говорить и молчать. Кто может крепко обнять, когда страшно. И, особенно, тем, кого не надо об этом просить.
— Уверяю Вас, в сырой печени этого зверя содержится мощный афродизиак, — покручивая кинжалом с сырым мясом, соблазнительно улыбается шикарная блондинка (с шикарным декольте). — Хотите попробовать? — Вы хоть представляете, сколько законов Права и Чести Вы сейчас нарушили?! — Выбирайте, Марграф. Вечность закона Права и Чести - или вечность со мной ~
Эндрю, мать твою! х) Я знаю, ты подписан на меня по э-мейлу. Так что не отвертишься - раз уж я это сочинила, ты должен это прочитать. Как минимум. Как максимум - понять. Тирания такая тирания.~
не подарокСыграем в доверие? Позволь завязать глаза, Падай, когда я скажу – я успею подставить руки. Будто бы с крыши – зажмурившись, не дыша. Обе избавимся от пресловутой скуки, Если на этом краю не сумею тебя удержать. Но падай, не бойся – руки мои не дрожат.
Сыграем на что-нибудь ценное? Вот, например, душа. Если решишься, я постелю тебе реки. Потешим – как смотришь? – эмалевые небеса? Они любят тех, кто бросается в реки с разбегу. Мы обе трусливы, да, но, губами касаясь виска, Я считаю до трех. Ты в игре? Поскорей решай.
Сыграем, как будто в последний раз, будто навсегда, Почувствуем между ребер живой огонь? Если я когда и лгала тебе, прости, это не со зла; Просто видишь, уже рассвело, а я все еще с тобой. И так будет, пока ты хочешь – такие вот чудеса. Пока в небе гроза, а на дворе весна, Пока каждый свое призвание знает сам, Доверившись мне, позволь завязать глаза…
…И всей этой игре, конечно же, грош цена. Просто без кого-то уже не хочется выживать.
Сашенька (внезапно, без какого-либо вступления): Значит, на ночном показе была? Вася (погружена в написание этюда о двух баранах, рассеянно): А? Сашенька: В Художественном. Вася (все так же на автомате): А. Да. Сашенька: Танцевала там... Вася: Танцевала. Сашенька: В синем платье... Вася: Вообще-то, оно белое... Стоп! Откуда?!. (паника, сталкеры, сталкеры!) Сашенька (торжествующе): Так это была ты!!!
Вот так смотришь на себя со стороны и думаешь - повзрослела. Дело не в росте, цвете волос или выражении лица. Самодостаточней стала, сильнее, ответственнее, свободнее. Хотя пишешь меньше. И все так же не знаешь, как говорить тем, кого любишь, о том, что любишь их, и тем, кого не любишь - об обратном. Боишься привязанностей, боли, сделать больно или не оправдать ожиданий. «И спать. И еще просыпаться». Все так же боишься жизни, но уже можешь танцевать на улице. Еще бы спину научиться держать прямой.
«Пережили, как водится, выжили, выросли; это со всеми, Бог бы плакал, глядя на нас больших, хорошо, что ему не до нас.
Все часы в моем доме сошли с ума, зацепились за разное время. Я уйду с любым, угадавшим, который час»
Люблю другие миры. Их призраки, когда заканчивается сон. Порталы в лужах и картинах с Арбата. Сказочные лавочки, затерянные в дворах Новослободской. Синие птицы! Они мне снились. Кинотеатры, которые по ночам превращаются... Даже не сказать, во что. Просто - превращаются. Танцы, мультики, веселый чай. Сна не жалко ни капельки.
Ну, понимаю, ладно, ночевать в чужих квартирах - это святое. Но я становлюсь все суровей с годами. Теперь я хожу в гости мыться. В коммуналку. При собственной московской квартире! Чувствую себя бомжом, что ли? Впрочем, Эндрю умеет убеждать. Мыться, так мыться. Нормально, так нормально. Пирожок, так пирожок... Так... О чем это я? Да! Черт возьми, как приятно быть чистой!
через триста лет покинутый город становится диким парком, в шесть утра уцелевшие окна целуют последние холода. истончаются улицы и дрожат, будто нити в руках у безумной парки. голос вплетен в помехи, ветер в обвисшие провода. до запретных земель добираются дети, им нравится страшное и большое: черные дыры, бесплотные тени, невидимые корабли, - а там ничего: только шепот и только шорох, только музыка из-под земли. только заросшая лестница, разбитый дверной проем; лето придет навсегда и к полуночи не остынет. всякий твой путь отныне приводит в мою пустыню, к желтым морям одуванчиков, островам полыни, легкое сердце мое...
и когда на улицы ляжет вечер неподвижный и голубой, под твоими ногами мои расцветут следы, допотопный приемник захлебнется собственным шумом, подожди: я хочу говорить с тобой, я уже говорю с тобой, плоть от плоти растресканного асфальта, кровь дождевой воды, послушай меня, придумай...
я хочу говорить с тобой под раскрытым небом, рука в руке, в небывалое время суток, при меняющейся погоде, и плевать, что мой город звучит на твоем языке нехорошо: "не ходи сюда" - или как-то вроде... (с) _raido
Что бы такого еще выделить в бессвязном потоке людей, мест, кольц, столбов и новостей? Я снова делаю глупости. Кто-то сомневался? Я очень боюсь, но и радуюсь - очень. Весна все же мое время, как никакое другое. Даже той, предыдущей, когда все было... кхм... не слишком хорошо, я была счастливее, чем зимой, когда меланхолия и летом, когда анабиоз. Акварельные тона мира, листья молодые - брызгами. Запах пряный после дождя, в конце концов. Хожу и пою, мурлыкаю, улыбаюсь, танцую. Наконец-то перестала думать о том, что подумают обо мне. Гора с плеч. Сегодня, танцуя так, врезалась в столб, неаккуратно закрыв глаза. Шуточки шуточками, ребята, а мемы начинают сбываться. Давайте вы не будете больше посылать Ваню?. Словила параноидальную истерику со слезами. Сама не знаю, почему, но это секрет. Знала ведь, давно знала, что мне ни в коем случае нельзя было ехать туда, куда я поехала. Но воли-то никакой - ни чужой, ни своей. Впрочем, долго не выдержала - с позором бежала. Это ведь логично, уходить оттуда, где тебе плохо? В природе существует круговорот мужских рубашек, и я в него, к своему счастью, попала. К тому же, все руки снова в серебре - уютно. Остальные побрякушки, наконец-то, можно снять. Даже руну с шеи - путается слишком. Я, кстати, нынче снова маг - сплела четвертую в своей жизни расточку. Нитки нещадно сплетались в клубок, с ними приходилось говорить, вино было вкусным, но я это сделала, черт возьми! Магичнее меня на этих выходных только продавец волшебной лавочки. Сочинять и сочинять. И ладно с ними, с этюдами, надо бы сказку... Но я все равно не Козерог!. Вспомнила, как это приятно и спокойно - когда тебя крепко обнимают. Гармоны, не гармоны, двадцать секунд или тридцать... Неважно, думаю. Но мурлыкать хочется. Еще о прелестностях - понятия не имею, почему, но - вид параноящего Эндрю вызывает у меня острые приступы нежности и желания заботиться-заботиться-заботиться. Что со мной, доктор? А еще мне понравилось вертеть в руках нож. Боюсь их до ужаса, но это так успокаивает... Очень хотелось бы сейчас увидеть море, хотя бы в кино. Конечно, надо почуять, пройтись вдоль прилива, положить ладонь на воду. Но хочется так, что готова идти на компромиссы, лишь бы унять это хоть немного. Я скучаю по нему - холодному, свинцовому крымскому морю ранней весной, например. Или по солнечным, совсем уж южным. По крымскому, впрочем, в любом случае больше. Перекатывая в ладонях ракушки - сокровищя для моего ненаписанного письма - очень хочется что-нибудь о нем сочинить.
...Поняла, что тридцать первый этаж мне не простят. Еще можно в рабство к тому, кто будет в состоянии уложить меня спать. Хотя... это того не стоит. Но я была бы этому человеку искренне благодарна. Вот.
Вот еще кому можно продаться в рабство - человеку, который сидит без сна дольше меня. Думаю, это почти безопасно. Люблю пустые квартиры, восходы, и высокие дома, где есть балконы. Может, смотаться на тридцать первый этаж?